[bloodstream55]

Когда писала в часа три ночи отчего-то думалось, что Дитон — это имя, а фамилия, как у сестры. Впрочем, в тексте не встречается его фамилии, а лишь Дитон, что я полагала имя. Почему меня тогда так вставила — не понимаю. Но пусть уж остается.
Название: Гробы в казино
Фандом: Волчонок
Автор: Demonesssa
Бета: Peach Tree
Размер: 1828 слов
Пейринг/Персонажи: Алан Дитон/Марин Морелл
Категория: гет
Жанр: драма, ангст, романс
Рейтинг: R
Предупреждения: хиленький бладплей; горизонтальный инцест, дженовый рейинг
Краткое содержание: Ему абсолютно не нравится резать трупы оборотней, чтобы понять причины их болезней. Конечно, это нужно, чтобы в стае больше никто не умер, но резать едва остывшие тела в старом казино на покерном столе – высшая степень цинизма.
Примечание: пре-канон; все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними; было написано на Spring_Workout для команды Spring fandom Teen Wolf Rare pairings

Дитон великолепно знает, что его сестра безумна.
Юная, сумасшедшая мармеладка, которая облизывает ножи после разрезания оборотней.
– Дурная привычка, – бросает ей как-то раз Дитон и получает в ответ насмешливый взгляд прищуренных глаз.
То, что ему не нравится, отчаянно привлекает Марин. И Дитон не уверен, что делает она это не назло ему.
Ему абсолютно не нравится резать трупы оборотней, чтобы понять причины их болезней. Конечно, это нужно, чтобы в стае больше никто не умер, но резать едва остывшие тела в старом казино на покерном столе – высшая степень цинизма. Рядом стоят грубо сколоченные гробы, наскоро обтянутые ситцем.
– Гробы в казино. Тарантино обзавидовался бы, – весело хмыкает Марин, размахивая острым разделочным ножом.
Дитон осуждающе косится на нее, но она делает вид, что ничего не замечает, и кладет подбородок ему на плечо, заглядывая в распоротое брюхо молодого оборотня из приезжей стаи.
Брат для нее априори прав в диагнозах, в методах лечения и во всем, где стоит изучить с полтонны пыльных книг, чтобы разобраться. Дитон – эксперт в этом; от него всегда разит пылью библиотек и хирургическим металлом, и Марин не нужен нюх оборотня, чтобы это учуять.
– Я думаю, что причина в резкой смене климата, – с серой серьезностью произносит Дитон и чувствует, как сестра надавила подбородком на плечо. Просто спросить "почему" для нее равно признанию собственной глупости. Марин совсем не глупая, просто не хочет читать все книги, которые были написаны до ее рождения.
– Талия созвала стаи слишком срочно, и все примчались так быстро, как смогли. Они сменили свой климат буквально за пару часов. А климат – это и воздух, и вода, и даже солнечный свет. С чувствительностью оборотней, так лучше не рисковать. Хотя вероятность того, что так случится со всеми, крайне мала. Это единичные случаи.
– Я позвоню Хейлам – пусть всех, кому плохо, отправят по домам, чтобы больше не вызывали нас посреди ночи в заброшенные склады, – быстро проговаривает она и звонко чмокает его в щеку, на мгновение прижимая холодные ладошки к его вечно теплым рукам.
Марин умница во всем, что касается организации. Будь то оборотни с малопонятным шабашем или же свадьба сына местного охотника – ей нет равных в построении людей. Пару слабостей, вроде облизывания окровавленных ножей и цитирования туманных фраз из книг брата, Морелл легко прощают.
Она говорит что-то в трубку стационарного телефона, поправляя темные волосы и вытирая уголки губ от излишков помады. Дитону кажется, что свою сестру он абсолютно не знает: сегодня кудри, а завтра идеально прямые; сегодня розоватый блеск и скромная улыбка, а завтра черная подводка и пробирающая до костей мрачность в глазах. Правда, целует в щеку она всегда одинаково и греется о его ладони из года в год все так же, поэтому жаловаться на хамелионистость сестры – наиглупейшая вещь, которой он может заняться. Лучше Дитон прочтет ещё одну толстую книгу, весом с пару фунтов и с таким же слоем пыли, чтобы Марин и дальше считала его самым лучшим.




Когда Марин отмечает свое совершеннолетие, она не собирает праздник, хотя с ее связями все это вполне реально организовать за двадцать баксов. Впрочем, и деньги в их маленькой семье – брат, она и фото умерших родителей на каминной полке – имеются, но Марин этим не пользуется.
Дитон протягивает ей бутылку скотча и открытку с неразборчивыми пожеланиями; он обнимает ее крепко-крепко, потому что дожить до двадцати одного, не сойти с ума, да ещё и чем-то заниматься – при их жизни равносильно подвигу.
– О, будто раньше я не могла купить скотч, – фыркает она и вновь лезет в его объятия; Марин, как обычно, холодная, руки Дитона привычно теплые, словно кружка с какао.
– Знаешь, в нашем штате алкоголь до двадцати одного не должны продавать, – обнимая ее за пояс, бурчит Дитон, но ему не столько важны ее закатывания глаз и прочая театральщина, которой занимается его сестра, сколько то, какой теплой Марин становится, постояв рядом с ним.
Ей далеко до постоянного, ровного тепла Дитона, но это определенно лучше, чем веющий даже от кончиков волос холод.



Через пару месяцев сгорают Хейлы. Сгорает дом, сгорает стая, сгорает уверенность Дитона в завтрашнем дне.
Марин больше некогда слизывать кровь с ножей, да и крови на ножах больше нет, разве что куриная.
Дитон держится, выступая на похоронах с панегириком в честь Талии и каждого из семьи Хейлов отдельно. Он не плачет, да и с чего бы: деловое сотрудничество было прервано в связи со смертью одной из сторон. Поправка: массовой смертью одной из сторон.
Марин вынимает из холодильника запотевшие стопки и прилежно расставляет их в три ряда по три, словно играет в "крестики-нолики". Дитон помнит, что она постоянно проигрывала ему. А когда заплакала, он рассказал ей, что секрет в том, чтобы первым занять центровую клетку. Больше он не проигрывала – всегда выходила ничья.
– Правила игры номер раз: пьем каждый раз, когда вспоминаем, что срывались посреди ночи на зов Хейлов, – говорит Марин и разливает ту самую бутылку скотча, расплескивая алкоголь по клеенчатой скатерти, что лежит у них на обеденном столе.
– А второе правило? – наклоняет голову Дитон, гадая, с кем же из Хейлов у Марин что-то было.
– Нам хватит одного правила, – хлестко отзывается она и со стуком ставит ополовиненную бутылку скотча на другой край стола.
После третьей порции алкоголя, когда зрение становится ярче, но ещё не размывается, Дитон напрямую спрашивает ее о Хейлах. Та отвечает, что ни с кем, хотя у Дерека неплохая задница для школьника. Она пьяно хихикает и залпом пьет последний шот, стоящий на столе.
А далее, прихватив бутылку и нож, перебирается на диван в гостиной, прямо напротив фото покойных родителей; Марин плевать, она безумна и все так же любит облизывать кровь с ножей.
Дитон позволяет ей провести острым кончиком ножа по своей всегда теплой руке. Капелька крови вспыхивает на его смуглой коже, словно маячок на темно-зеленом фоне навигатора, и Марин не сдерживается, даже не снимает каплю лезвием ножа, слизывая ее прямо с напрягшейся руки брата.
– Возможно, все не так уж и плохо, – говорит она и откидывается затылком на грудь Дитона.
Марин больше не режет его руки: все же родной брат – не дохлый оборотень на сатиновом сукне рулетки. Она проводит холодными пальцами вдоль длинной царапины и этим замедляет кровотечение. Дитон целует ее в макушку, и ее губы растягиваются в широкой улыбке, спокойной и ровной. Почти такой же, как у вечно безмятежного брата.
– Я французский знаю хорошо, – внезапно делится Марин. – Думаешь, меня возьмут в школу учительницей французского?
– Почему нет? Это Бикон-Хиллз, здесь не Оксфорд, сдашь выпускной экзамен по французскому на сто баллов – и считай, что взяли, – пожимает плечами Дитон и аккуратно вынимает бутылку из пальцев сестры.
– А ты чем займешься? – она выворачивается на диване, умудряясь не упасть с него и не сломать себе пару костей такими акробатическими трюками. Марин легкая, словно пушинка, лежит у Дитона на груди, упираясь подбородком в сложенные друг на друга ладошки, и улыбается в его губы:
– Давай откроем тебе ветлечебницу?
Она наклоняет голову, так, что волосы падают набок, занавешивая их от фотографии родителей, и прижимается к его губам своими. Точно так же, как чмокала его в щеку, только теперь – в губы и чуть-чуть подольше.
– Оборотни, собаки, коты, кролики – один сброд, – Марин откидывает волосы на спину, продолжая так, словно ничего не было.
И Дитон не собирается как-то реагировать на это: алкоголь дает повод расслабиться и такие вещи, как почти невинные поцелуи с сестрой, не ставят никого в тупик, и он не исключение.
– За котов платят сейчас больше, нет? – спрашивает Дитон, и Марин весело пожимает плечами, скатываясь с него. Прямо на спину, на твердый пол, но ей слишком жарко, чтобы лежать на теплом брате.
Ей иногда не хватает собственного холода.



Улыбчивый доктор Дитон быстро набирает клиентуру кошатниц и собачников. И даже пару кроликов, как предсказывала Марин, у него в базе есть.
Поцелуи в губы, а не в щеку, превращаются в такую же обыденность, как и школьные обеды, которые ему заносит Марин каждый вторник и четверг. Обеды вполне себе сносные, а от Дитона все больше разит домашними животными и мелом. И сильнее мелом пахнет лишь сама Марин, которая жмется к брату каждый вечер с той поры, как ее приняли учительницей французского языка. Объятия исключительно братско-сестринские, а поцелуи – случайные. А раздельная постель просто непозволительная роскошь для людей с такой температурой тела, как у Марин.
То, что они брат и сестра, помнят лишь охотники Ардженты, да и то не все. Вскоре уезжают даже они (кажется, в Сан-Франциско), и младшеклассники спрашивают у Марин, почему она не выходит замуж за своего парня Дитона, "ведь он такой клевый и помогает животным".
Марин отказывается от этого класса и берет на неделю больничный.
За эту неделю она оставляет девять шрамов на груди Дитона и наконец занимается с ним сексом. То, что к этому все шло, знал и он, и она, и даже фото родителей на каминной полке молчаливо соглашалось с данной аксиомой.
Привычка слизывать кровь с ножей теряется во времени, и теперь нож – лишь орудие, чтобы повредить кожный покров брата. До маленьких капелек крови и белесых тонких шрамов на животе.
Дитон совсем не противится тому, что Марин целует его глубоко и внятно, четко разделяя их отношения на "до" и "после". "Брат-сестра" и "любовник-любовница". Все это, конечно же, неправильно, но попробовать то, чем все и должно было закончиться, невообразимо тянет, и Дитон дает волю своим желаниям и интересам.
В их сексе отсутствует животная страсть и предельная нежность влюбленных при первом разе. Изучающий, несколько холодный интерес и болезненная забота, выражающаяся в аккуратных толчках и подложенных под ее темноволосую голову ладонях, чтобы она не ударилась затылком о деревянное изголовье.
После всего этого Марин не может сказать, что у нее в душе буря эмоций или что-то вроде этой пафосной формулировки. Где-то далеко, на краю сознания, она отмечает, что брат неплох в постели, но эта мысль, быстро махнув хвостом, исчезает, оставляя ее наедине со смятой постелью.
– Тебе надо сходить в душ, – говорит ей Дитон, обнимая за плечи. Он сидит рядом на кровати, с повязанным вокруг бедер полотенцем, и не считает, что произошло что-то сверхординарное.
Марин кивает, соглашаясь и с фразой про душ, и с точкой зрения на все, что случилось этим вечером.
После подобное не повторяется, но больше им это и не нужно. Оба выяснили, что их порог – поцелуи и объятия. Ежедневные и с парой капелек его крови.



– Знаешь, кажется, в город вернулись оборотни, – бездумно говорит Дитон, заправляя прядь ее темных волос за ухо.
Включенный телевизор – скорее повод, чтобы обнявшись сидеть на диване, но последние пару лет это мало кого волнует.
– Я знаю, что Хейл вернулся в город, – вздыхает Марин и прижимается щекой к его груди.
– Не только, – замечает он и черпает попкорн из миски.
– Да, Ардженты с обновленным составом тоже вернулись, – грустно улыбается Марин и поднимается на локтях.
Больше нет ежедневной смены имиджа с конфетки на готку, есть Марин Морелл, учительница французского и школьный психолог, в прошлом друид. В ней почти не осталось былого безумия, и Дитон этому почти рад. "Почти" – потому что с прибывшим прошлым безумие им бы пригодилось.
– Моего помощника укусил оборотень, – поджимает губы Дитон, и Марин морщит носик, недоверчиво переспрашивая:
– Этого аутсайдера МакКолла? И почему никто не мог обратить красавчика Уиттмора?!
Марин шутливо жалуется на все это и целует его, крепко обнимая за шею и в очередной раз оставляя на брате запах мела.
В конце концов, скорое им нужно будет прекратить это делать – в город приехали те, кто все ещё помнит о их кровной связи. И в ответ на то, чтобы уехать из треклятого городка, родители с фотографии на каминной полке солнечно улыбаются.

Обзорам

[L]Demonesssa[/L] продолжает нести работы с Весенней Разминки: гетные <a href="/p197841237.htm">драбблы</a> и <a href="/p197841341.htm">два</a> <a href="/p197841296.htm">мини</a>